белье
полоскать, - и коза-то, и та к нам привыкла, бывало за нами тоже гулять
идет. Так я дожил до нового лета, и дитя мое подросло и стало дыбки сто-
ять, но замечаю я, что у нее что-то ножки колесом идут. Я было на это
барину показал, но он ничего на то не уважил и сказал только:
- Я, - говорит, - тут чем причинен? снеси ее лекарю, покажи: пусть
посмотрит.
Я понес, а лекарь говорит:
- Это аглицкая болезнь, надо ее в песок сажать.
Я так и начал исполнять: выбрал на бережку лимана такое местечко, где
песок есть, и как погожий теплый лень, я заберу и козу и девочку и туда
с ними удаляюсь. Разгребу руками теплый песочек и закопаю туда девочку
по пояс и дам ей палочек играть и камушков, а коза наша вокруг нас хо-
дит, травку щиплет, а я сижу, сижу, руками ноги обхвативши, и засну, и
сплю.
По целым дням таким манером мы втроем одни проводили, и это мне лучше
всего было от скуки, потому что скука, опять повторю, была ужасная, и
особенно мне тут весною, как я стал девочку в песок закапывать да над
лиманом спать, пошли разные бестолковые сны. Как усну, а лиман рокочет,
а со степи теплый ветер на меня несет, так точно с ним будто что-то плы-
вет на меня чародейное, и нападает страшное мечтание: вижу какие-то сте-
пи, коней, и все меня будто кто-то зовет и куда-то манит: слышу, даже
имя кричит: "Иван! Иван! иди, брат Иван!" Встрепенешься, инда вздрогнешь
и плюнешь: тьфу, пропасти на вас нет, чего вы меня вскликались! огля-
нешься кругом: тоска; коза уже отойдет далеко, бродит, травку щипет, да
дитя закопано в песке сидит, а больше ничего... Ух, как скучно! пустынь,
солнце да лиман, и опять заснешь, а оно, это течение с поветрием, опять
в душу лезет и кричит: "Иван! пойдем, брат Иван!" Даже выругаешься, ска-
жешь: "Да покажись же ты, лихо тебя возьми, кто ты такой, что меня так
зовешь?" И вот я так раз озлобился и сижу да гляжу вполсна за лиман, и
оттоль как облачко легкое поднялось и плывет, и прям |
